|
35 Быт новые черты в жизни
| |
| poj35 | Дата: Четверг, 28.11.2013, 09:08 | Сообщение # 1 |
|
Майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 4222
Статус: Offline
|
Хрестоматия
О Конке
«Первые общественные экипажи в Москве
— вагоны так называемой конно-железной дороги — появились в середине 70-х
годов... Вагон конки с открытым «империалом», т. е. местами на крыше, куда вели
с парадной и задней площадок узенькие винтообразные лестницы и куда допускались
только мужчины, тянули по рельсам парой весьма плохоньких тощих лошадей в
шорах, которыми управлял, помахивая кнутом, стоящий на передней площадке кучер,
дёргавший при посредстве шнура привешенный к крыше колокольчик. При подъёме в
гору к паре лошадей, везущих вагон, прицеплялась цугом пара лошадей с
мальчишкою-форейтором, одетым в форменное коричневое с светлыми пуговицами
пальто, а летом в тёмную блузу. В особенно трудных и крутых местах прицеплялись
две пары таких тощих лошадей, их долго и усердно нахлёстывали и кучер и
форейторы, и только после такого воздействия, сопровождаемого громкими
побудительными криками и звонками, вагон благополучно поднимался в гору...
Конка была средством сообщения...
демократическим. В ней ездил преимущественно мелкий московский обыватель. Люди
с положением, тем более московская аристократия, на конках не ездили. Правда и
то, что этот способ передвижения был очень медленным. Первоначально проложена
была почему-то только одна колея рельсов с разъездами, на которых встречались и
разъезжались вагоны, идущие в противоположных направлениях. Иногда вагону
приходилось очень долго стоять на разъезде в ожидании встречного. Вот почему
конка, когда надо было спешить, была средством передвижения непригодным.
Учителя средних московских учебных заведений ездили на уроки всегда на
извозчиках».
М. М. Богословский. «Москва в1870–1890-х годах»
|
| |
| |
| poj35 | Дата: Четверг, 28.11.2013, 09:08 | Сообщение # 2 |
|
Майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 4222
Статус: Offline
|
Хрестоматия
О Хитровке
«…Большая площадь в центре столицы,
близ реки Яузы, окружённая облупленными каменными домами, лежит в низине, в
которую спускаются, как ручьи в болото, несколько переулков. Она всегда
курится. Особенно к вечеру. А чуть-чуть туманно или после дождя поглядишь
сверху, с высоты переулка — жуть берёт свежего человека: облако село!
Спускаешься по переулку в шевелящуюся гнилую яму.
В тумане двигаются толпы оборванцев,
мелькают около туманных, как в бане, огоньков. Это торговки съестными припасами
сидят рядами на огромных чугунах или корчагах с «тушёнкой», жареной протухлой
колбасой, кипящей в железных ящиках над жаровнями, с бульонкой, которую больше
называют «собачья радость»...
Хитровские «гурманы» любят лакомиться
объедками. «А ведь это был рябчик!» — смакует какой-то «бывший». А кто
попроще — ест тушёную картошку с прогорклым салом, щековину, горло, лёгкое и
завёрнутую рулетом коровью требуху с непромытой зеленью содержимого желудка —
рубец, который здесь зовётся «рябчик».
А кругом пар вырывается клубами из
отворяемых поминутно дверей лавок и трактиров и сливается в общий туман,
конечно, более свежий и ясный, чем внутри трактиров и ночлежных домов,
дезинфицируемых только махорочным дымом, слегка уничтожающим запах прелых
портянок, человеческих испарений и перегорелой водки.
Двух- и трёхэтажные дома вокруг
площади все полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось до десяти
тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам. Каждый
ночлежник платил пятак за ночь, а «номера» ходили по двугривенному. Под нижними
нарами, поднятыми на аршин от пола, были логовища на двоих; они разделялись
повешенной рогожей. Пространство в аршин высоты и полтора аршина ширины между
двумя рогожами и есть «нумер», где люди ночевали без всякой подстилки, кроме собственных
отрепьев...
На площадь приходили прямо с вокзалов
артели приезжих рабочих и становились под огромным навесом, для них нарочно
выстроенным. Сюда по утрам являлись подрядчики и уводили нанятые артели на
работу. После полудня навес поступал в распоряжение хитрованцев и барышников:
последние скупали всё, что попало. Бедняки, продававшие с себя платье и обувь,
тут же снимали их и переодевались вместо сапог в лапти или опорки, а из
костюмов — в «сменку до седьмого колена», сквозь которую тело видно... Дома,
где помещались ночлежки, назывались по фамилии владельцев: Бунина, Румянцева,
Степанова (потом Ярошенко) и Ромейко (потом Кулакова). В доме Румянцева были
два трактира —
«Пересыльный» и «Сибирь», а в доме Ярошенко — «Каторга». Названия, конечно,
негласные, но у хитрованцев они были приняты. В «Пересыльном» собирались
бездомники, нищие и барышники, в «Сибири» — степенью выше — воры, карманники и
крупные скупщики краденого, а выше всех была «Каторга» — притон буйного и
пьяного разврата, биржа воров и беглых. «Обратник», вернувшийся из Сибири или
тюрьмы, не миновал этого места. Прибывший, если он действительно «деловой»,
встречался здесь с почётом. Его тотчас же «ставили на работу».
Полицейские протоколы подтверждали,
что большинство беглых из Сибири уголовных арестовывалось в Москве именно на
Хитровке».
В. А. Гиляровский. «Москва и москвичи»
|
| |
| |
| poj35 | Дата: Четверг, 28.11.2013, 09:09 | Сообщение # 3 |
|
Майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 4222
Статус: Offline
|
Хрестоматия
Сватовство
«Общественная жизнь среди купечества
была мало развита. Купцы, кроме своих лавок и амбаров, трактиров и
ресторанов да перегащивания друг у
друга, почти не появлялись в общественных местах, а потому купеческие сынки и
дочки, нравственность которых строго охранялась стариками, не могли встречаться
и знакомиться друг с другом в общественных местах, поэтому-то в Москве и
существовал чуть не целый класс людей, специально занимающихся сватовством.
Свахи, реже сваты, только тем и жили,
что ходили по домам, где были женихи и невесты; они узнавали всю подноготную и
сватали молодых людей друг у друга...
Деловой разговор они вели только с
отцами и матерями женихов и невест, которых родители часто не спрашивали, хотят
они жениться и выходить замуж, — главное заключалось в равенстве положения и в
приданом.
Если та и другая сторона находили
партию подходящей, то сватовство сразу же принимало деловой характер и сваха
приносила в дом жениха роспись приданого за невестой. Каждая роспись, по
традиции, начиналась такими словами: «Роспись приданого. В первую очередь —
Божье благословение: иконостас с тремя иконами в серебряных вызолоченных ризах
и к ним серебряная лампада...»
Дальше шло описание золотых,
серебряных, бриллиантовых и жемчужных вещей, зимних шуб, причём подробно
описывалось, на каком меху, с каким воротником и чем покрыта каждая шуба,
сколько бархатных, шёлковых, шерстяных и ситцевых платьев, какая мебель,
сундуки; подробно описывалось бельё, число дюжин простынь, наволочек, одеял,
сорочек, вплоть до носовых платков.
Роспись рассматривалась, обсуждалась,
происходила буквально торговля: покупатель выторговывал, а продавец твёрдо
держал свою цену.
Наконец дело с приданым слаживалось, и
сватовство шло дальше — назначались смотрины, где жених знакомился с
невестой...»
И. А. Белоусов
|
| |
| |
|
